Петербургский журналист XIX века провел 6 дней в обществе могильщиков, гробовщиков и факельщиков.
Сколько стоят столичные похороны, почему над последними вагонами поездов вьются мухи и зачем рабочие раздеваются на улице — петербургский журналист провел шесть дней в обществе покойников и тех, кто провожает их в последний путь, и поделился жуткими впечатлениями от повседневной жизни могильщиков, читальщиков, гробовщиков и факельщиков.
Представьте, что вы решили отправиться в путешествие по Николаевской железной дороге в самый разгар лета. На дворе год эдак тысяча восемьсот какой-то, в компании друзей вы садитесь в красивенький поезд и, ни о чем не подозревая, спокойно ждете отправления. В это время к вашему составу прицепляют невзрачный вагон, пригнанный словно бы ниоткуда, над которым подозрительно вьются мухи. Пассажиры в него не заходят, и билеты в него не продаются. Все верно, это вагон с покойниками. Пахнет он так себе.
В этот раз траурную процессию сопровождает переодетый в факельщика писатель Николай Животов. Если вы хоть немного слыхали о профессии журналиста, то наверняка знаете, что такое «включенный» репортаж. Это когда репортер на время примеряет на себя роль того, о ком пишет, а потом на основе пережитого готовит свой материал. Этим-то Животов и занимался: примерял на себя работу кучера, официанта, бродяжничал с бомжами и описывал читателям полученный опыт.
Эксперимент с факельщиком стал самым неудачным за всю его карьеру: никаких открытий, никакой пользы обществу, никакого чувства удовлетворения — один только стыд и тунеядство. Люди тебя не уважают, стабильного заработка ты не имеешь, необходимость в тебе крайне сомнительна (правда, зачем покойнику эта кучка ряженых с факелами, тянущаяся за гробом?), а похоронная «биржа», располагающаяся в одном из злачных переулков, — место и вовсе забытое богом.
Устроена она так: в 5 утра потенциальные работники — человек 200 невыспавшихся, грязных, уродливых и увечных оборванцев — выстраиваются на смотр. Наборщики распределяют заказы: 20 человек на похороны генерала, 15 — к богатой вдове, и так далее. Оставшиеся без работы могут идти восвояси — в кабак. Приехав к дому покойника, факельщики переодеваются во фраки и панталоны прямо на улице. Из-за приказа градоначальника им запрещено ходить в своей форме по городу, а из-за страха родственников остаться ограбленными их не пускают в дома.
На глазах у прохожих гробовщик выдает своим полуголым помощникам все необходимое обмундирование (за исключением сапог — считается, что, получив сапоги, мужик с ними сбежит), и траурная компания приступает к публичным переодеваниям. Выполнив свою нехитрую работу и получив за нее копеек 30−60, к полудню наемник обыкновенно бывает свободен до следующего смотра.
Удушающее чувство позора и брезгливости овладело господином Животовым. Что же это такое в самом деле? Как тут уважать себя, если гробовщики, не стесняясь, спят в пустующих гробах, пьют и едят при покойниках, дожидаясь выноса, дружбу водят исключительно с теми, кто гарантирует хорошую клиентуру, непомерно высоко задирают проценты, недоплачивая наемникам, а те, в свою очередь, пьют, не просыхая, тащат с похорон все, что криво лежит, годами не умывают лица и готовы на полпути бросить тело в канаву, не получив прибавки к жалованью. И разве может быть такое, чтобы в столице империи существовала служба для уборки с тротуаров мертвых собак и кошек, а до умершего на улице человека никому и дела не было? Ведь это же караул, товарищи!